Наталья. Да пожалей же меня… Дай опомниться… голова кругом идет…
Рагуйло. Зови свою челядь! Выдай меня, и будь над тобой анафема божья!
Наталья. Брат, брат, не кляни! Все, что хочешь, сделаю, все сделаю — достану тебе ключ!
Рагуйло. Побожись!
Наталья. Божусь, божусь! Только и ты побожись, что суздальцев не впустишь, — побожись и ты!
Рагуйло. Добро, побожусь!
Наталья. Постой! Слышишь?
Рагуйло. Что?
Наталья. Конский топ на улице — это он!
Рагуйло. Куда спрятаться?
Наталья. Иди за мной! (Подходит к двери и останавливается, прислушиваясь.) Нельзя! Он уж на крыльце!
Рагуйло. Куда же?
Наталья. Сюда! Скорей сюда! Отсюда лесенка на вышку. (Толкает его в боковую дверь.)
Входит Чермный.
Чермный. Здравствуй, Наташа! Вот, теперь поцелуемся! Да что с тобой? Что ты так дрожишь? Ты на ногах еле держишься.
Наталья, рыдая, бросается к нему на шею.
Что с тобой? С беспокойства ты это, что ли? Али с радости, что я не убит?
Наталья. С радости, с радости, дорогой мой!
Чермный. Экая ты неразумная! С радости плачет! Да пусти же меня, я из сил выбился; дай мне вина, Наташа, горло засохло. (Садится.)
Наталья подает ему стопу.
Чермный (выпив). Ну, что? Успокоилась?
Наталья (рыдая). Не могу! Прости меня, не могу, силы нет!
Чермный. Экой же ты ребенок! Да быть не может, чтоб ты с радости так плакала. Тут что-нибудь другое. Обидел тебя кто, что ли?
Наталья. Свет ты мой, разве можно меня обидеть?
Чермный. Так, стало, горе у тебя?
Наталья. Да! Горе, горе! Да что я сказала! Сама не знаю, что говорю. Неправда, нет у меня горя! Так, по глупости, плачу.
Чермный. Не верю, Наташа, ты проговорилась. Что у тебя на душе? Скажи мне, авось помочь можно.
Наталья. Нет, мой родимый, нет! Никто, никто мне не поможет!
Чермный. Так есть же оно у тебя, горе-то! Скажи, не бойся, ты знаешь меня, я ни в чем тебе не отказываю.
Наталья. Ни в чем, ни в чем, свет мой, никогда не отказывал ты мне! Ты уж так добр, так жалостлив ко мне, — а я-то, я-то!
Чермный. Не о родных же ты плачешь? Ведь ты сказала, нет у тебя родных? Да говори же, Наташа, болен ли кто? Убит ли кто? Есть у тебя кто близкий в городе?
Наталья. Да, свет мой, прости меня — я солгала тебе — я не одна на свете; есть у меня.
Чермный. Ну, говори же! Кто у тебя? Отец? Мать? Брат?
Наталья. Нет, нет, не думай, нет! Тетка есть — только тетка одна — при смерти больна!
Чермный. Ну, выговорила наконец! В бедности она, твоя тетка?
Наталья. В бедности, государь, да, в бедности!
Чермный. Что ж ты сразу не сказала? Глупая ж ты, глупая! Или не знаешь меня? (Отворяет поставец.) На, возьми, отнеси своей тетке, купи для нее все, что надо. Что хочешь в доме возьми, отнеси больной, да и сама останься с ней на ночь, тебе спокойнее на душе будет!.. Ну, что опять с тобою?
Наталья. Государь ты мой! Дорогой мой! Ты как господь бог — как господь бог ко мне, — а я-то, я-то негодная, окаянная! Да как ты меня не убьешь, окаянную, негодную меня!
Чермный. С ума ты сошла, право! Уж чересчур ты совестлива! Перестань же плакать, у меня и без того голова кругом идет. Дай-ка еще вина, надо быть пободрее, сейчас гости придут. (Выпивает стопу.)
Входит посадник.
А, вот уж и один! Оправься, Наташа!
(К посаднику.)
Здорово, Глеб Мироныч! Милости просим!
Посадник. Здравствуй, Андрей Юрьич!
Наталья подает ему чару.
Спасибо, матушка. Во здравие твое, Андрей Юрьич. А сам-то что же ты?
Чермный. Дай мне чарку, Наташа. Во твое, Глеб Мироныч! Все благополучно в городе?
Посадник. Слава богу. Беглого того только не отыскали, словно сквозь землю провалился.
Чермный. Вели еще искать. Так оставить нельзя. Надо над ним пример показать.
Посадник. Уж велел. По всем домам ищут. Вот тебе ключ от монастыря, от тайного хода.
Чермный. Спасибо. (Вздевает ключ на пояс.) Так будет вернее. Ступай же, Наташа, ступай к своей больной, завтра увидимся.
Наталья уходит.
Посадник. Что с ней?
Чермный. Тетка у нее захворала, так вот и кручинится. А иной раз и так себе плачет. Чудная такая! То словно пташка поет, заливается, то вдруг плакать начнет.
Посадник. Дурь бабья. Избаловал ты ее.
Чермный. Нет, она не то, что другая; и не просит никогда ни о чем, скромная такая.
Посадник. А все ж не след тебе нянчиться с ней. Поискал бы себе ровни, в закон бы вступил.
Чермный. И сам иной раз так думаю, и сказать ей даже собирался, да посмотришь на нее — жалость берет, язык не поворотится.
Посадник. Ну, это твое дело.
Чермный. А где ж Василько?
Посадник. Сейчас придет. Чуть было беды не накурил, вылазку с своими затеял. Я пригрозил им.
Чермный. Хорошо сделал, Глеб Мироныч, а то пришлось бы их смертию казнить.
Входит Василько и кланяется молча.
Чермный. Здравствуй, Василько! С повинной пришел? Благодари тестя, что блажить не пустил, а то бы я вас в Волхов кинуть велел. Дружба дружбой, а дело делом. Ты знаешь, я с делом не шучу.
Василько. Прости нашу дурость, Андрей Юрьич!
Чермный. Жаль было бы тебя, а не пощадил бы. На, выпей чару, не кручинься, без дела не останешься.
Входят Вышата и Рогович.
Поклон, Бояре, вам! Что видно с валу?
Вышата
Смирно