Головня. А тем часом и приступ начался бы. Внутри пожар гаси, а снаружи врагов отбивай!
Радько (к Васильку, указывая на Рагуйло). Смотри, твой жив еще!
Четвертый. Пришибить его, что ли?
Рагуйло (приподнимаясь). Православные… Дайте по-христиански умереть… Отнесите в церковь али попа позовите…
Пятый (замахиваясь). Я тебе поп! Благословлю как раз!
Василько (отталкивая его). Прочь, зверь! Лежачего не бьют! Спросим его, как они в город вошли? (К Рагуйлу.) Эй, молодец!
Ставр. Обмер, должно быть, али уж кончился?
Василько. Нет, жив еще, да говорить не может! Отнесите его в монастырь.
Радько и Головня уносят Рагуйло. Народ шумно собирается на площадь. С одной стороны входит посадник, с другой — Фома с Жирохом и Кривцевичем.
Посадник. Что это было? Что случилось?
Василько. Толпа суздальцев ворвалась, государь. Да уже все перебиты.
Посадник. Ты как здесь? Отчего не с воеводой?
Василько. Я по его указу сделал: после переклички сотню по дорогам разделил, а сам пришел к монастырю дожидаться его. Часа три у ворот стоял, как из них ратники показались; я их окликнул, а они на меня с мечами бросились. Тут наш дозор подошел, и мы вместе перебили их.
Посадник. А воевода? Воевода?
Василько. Не видали его, не приходил.
Фома (к Жироху и Кривцевичу). Смекайте! Тут что-нибудь для нас! Ведь это его ходом суздальцы пролезли.
Чермный вбегает с мечом в руке.
Чермный. Не может быть! Не верю! Где они? Где суздальцы?
Голоса. Без тебя справились!
Чермный. Как они вошли? Быть не может!
Радько и Головня, отнесшие Рагуйла, возвращаются.
Радько. Ход подземный в монастыре есть. Мы видели — монахи его заваливают.
Фома. Ход подземный? Который это ход?
Жирох. Да не тот ли, про который воевода вчера говорил? От которого ключ у него?
Чермный хватается за пояс.
Кривцевич. Ловко прикинулся!
Головня. Вот ключ! Он в дверце снутри торчал.
Ропот.
Чермный. Господи — что это? Он у меня на поясе был!
Фома. А теперь в дверце очутился? Гм! Странное дело!
Жирох. Что, странное дело? Уж ты, прости господи, не держишь ли подозрения на воеводу?
Кривцевич. Ты, чай, зол на него за то, что он на твое место сел?
Жирох. Рад безвинного чернить!
Фома. Что вы, что вы, побойтесь бога, с чего вы накинулись? Я не черню его, а надо бы спросить, как с его пояса ключ в дверцу попал и ворогов в город впустил?
Крики. К ответу воеводу! К ответу!
Посадник. Постойте, люди! Разве можно так спрашивать? Подождем утра, соберем вече, воевода Новугороду ответ даст.
Голоса. Дело, дело! Подождем утра, на вече спросим.
Посадник (к Чермному). Кто это учинил? На кого ты мыслишь?
Чермный. Ума не приложу!
Посадник. Голову отдам, чтоб вора найти!
Кривцевич. Да зачем же воеводу к ответу ставить. Воевода никому не держит ответа. Это не простой воевода; он и смертную казнь наложил всем, кто не слушает его: какой же на нем ответ?
Крики в народе. Что ж, он князь над нами, что ли? Мы и князей судим, а его и подавно! Говори! Отвечай! — У тебя был ключ? — Кому ключ отдал? — Зачем ворогов впустил? — К ответу! К ответу!
Посадник. Молчите, смерды! Воевода одному вечу повинен!
Крики. Так соберем вече! Чего тут ждать! Бегите на колокольню! — Ударьте в колокол! — Вече! Вече!
Крики и возрастающее смятение. Рассветает.
Фома (к Кривцевичу). На ловцов зверь набежал! Станем вразбивку, чтоб не сказали: стачка! И держать ухо востро!
Расходятся.
Удар в колокол. Площадь наполняется все боле. Впереди черного народа становятся бояре и огнищане. Каждая улица под своим стягом. Колокол умолкает. Посадник всходит на лобное место.
Молчание.
Посадник. Государь Великий Новгород! Повелите ли вечу быть?
Общий крик. Вече! Вече! Вече!
Посадник
Великий Новгород! Открыто вече!
Горсть суздальцев сей ночью ворвалась
Чрез тайный ход подземный, от него же
У воеводы Чермного был ключ.
Тот ход уже завален, и враги
Побиты все. А кто у воеводы
Похитил ключ — не ведаем. Велите ль
Ему ответ держать?
Крики
Пусть говорит!
Посадник
Кому вести прикажете допрос?
По грамотам держал по Ярославлим
Доселе князь в Новегороде суд;
В бескняжие ж и в смутные годины
Всегда судил посадник.
Крики
И теперь
По старице! По пошлине! Посадник,
Допрашивай!
Жирох
Кому же, государи,
Как не ему? И кто же лучше Глеба
Мироныча очистит воеводу?
Ему он друг; его ж на воеводство
Он посадил.
Кривцевич
Так как же правду мы
Через него узнаем? Он не может
Допрашивать — он будет выручать!
Крики
Нельзя ему! Нельзя! Фома пусть будет
Допрашивать!
Фома
Увольте, государи!
Когда посадник Чермному есть друг —
Я не таюсь: ему я другом не был;
Я говорил, что молод слишком он
И доверять нельзя ему сиденье.
Коль он себя, не дай бог, не очистит,
Подумают, пожалуй, на меня:
Нарочно-де я недруга запутал.
Кривцевичу вы лучше прикажите —