Атаман Хлопко-Косолап сидит на колоде. Перед ним есаул Решето. Другие разбойники стоят или сидят отдельными кружками.
Хлопко. Хорош бы день, да некого бить. Кто сегодня на Калужской засеке?
Решето. Саранча с десятью молодцами.
Хлопко. А у Красного Столба?
Решето. Шетопер с Поддубным. Митька сидит коло московской дороги.
Хлопко. Один, что ли?
Решето. Кого ему еще? Он и один десятерых стоит!
Подходит есаул Наковальня.
Наковальня. Атаман! Обходчики еще пять человек крестьян привели; к тебе просятся. Вот уж третья артель на этой неделе.
Хлопко. Эк их подваливает! Кажинный день новые! Давай сюда.
Наковальня уходит.
(К Решету.) А повесили тех молодцов, что к нам воевода вчера подослал?
Решето. Чем свет обоих вздернули.
Хлопко. Ладно.
Наковальня возвращается с пятью крестьянами. Они кланяются Хлопку в пояс.
Голоса. В ноги! В ноги!
Крестьяне кланяются в ноги.
Хлопко. Зачем пришли?
Крестьяне. К твоей милости!
Хлопко. Чего просите?
Один крестьянин. Защити, отец родной. От вотчинников своих утекли. Хотим служить тебе вольными людьми!
Хлопко. Что, солоно, чай, на привязи пришлось?
Другой крестьянин. Невмоготу, родимый. Работы ну-тебе, а уходить не смей. Напред того, бывало, нелюбо тебе у кого — иди куда хошь! Который вотчинник будет пощедливей, к тому и иди! А ионе, каков ни будь, где тебя указ тот застал, там и сиди; хошь волком вой, а сиди.
Хлопко. Спасибо царю: о нас постарался; нашего полку прибыло.
Все крестьяне. Защити, отец! Прими к себе!
Хлопко. Много вас приходит; да так уж быть, приму. А уговор такой: что прикажу — то, не разговаривая, делать. А кто что не так — одна расправа: петля на шею. Согласны?
Крестьяне. Согласны, батюшка! Будем служить тебе!
Хлопко. Ну, ступайте в курень!
Крестьяне уходят. Является посадский.
Посадский. Кто здесь Хлопко?
Разбойники. Этот откуда выскочил? — Кто он такой? С неба свалился? — Да ты знаешь ли, куда попал? — Смотри, и шапки не ломает!
Посадский. Глухи вы, что ли? Где атаман ваш?
Один разбойник. Вишь, какой шустрый! Да ты разве о двух головах?
Посадский. А вы, чай, с придурью? Да я и без вас найду его! (Осматривается и идет прямо на атамана.) Ты Хлопко-Косолап!
Хлопко. Косолап и есть. Неладно скроен, да крепко сшит. Побываешь в моих лапах — узнаешь меня!
Посадский. Хаживали на медведя, не в диковину нам.
Ропот.
А коли ты атаман, так чего смотришь? За полверсты отсель меня с двумя товарищи остановил тюлень какой-то, здоровее тебя будет. Я ему толкую: мы к тебе; а он, увалень, не говоря ни слова, сгреб их двух да и потащил.
Разбойники. Ха-ха-ха! Да это они на Митьку наткнулись!
Посадский. Я бы разбил ему череп, да с тобой ссориться не хотел.
Хлопко. Эй, милый человек! Да ты, я вижу, без чинов!
Посадский. Не в моем обычае.
Хлопко. А вот я тебя, душа моя, сперва на сук вздерну, а потом спрошу об имени-прозвище.
Посадский. Ну, нет, шутишь. Раздумаешь вздернуть!
Хлопко. Да кто ж ты такой?
Посадский. Сперва пошли свободить товарищей, а пока дай горло промочить. (К разбойникам.) Эй! Вина! (Садится рядом с Хлопком.) Я к тебе за делом, дядя; ты нужен мне. Как по-твоему, кто у нас царь на Руси?
Хлопко. Да ты и вправду не шутишь ли со мной?
Посадский. Я не шучу. А ты не отлынивай, говори: кто царь на Руси?
Хлопко. Как кто? Борис Федорыч!
Посадский. Неправда! Не отгадал! Дмитрий Иваныч.
Хлопко. Какой, шут, Дмитрий Иваныч?
Посадский. Да разве их два? Вестимо какой! Сын царя Ивана! Тот, кого вор Годунов хотел извести, да не извел! Тот, кто собирает рать удальцов, на Москву вернуться, свой отцовский стол завоевать! Не веришь? Я от него к тебе прислан. Он жалеет вас; зовет тебя, со всеми людьми, к литовскому рубежу!
Разбойники столпляются вокруг посадского.
Говор. Слышь, слышь! Царевич зовет! Недаром шла молва, что жив царевич!
Хлопко. Молву-то мы знаем, да кто ж мне порукой, что этот к нам не подослан?
Посадский. Какой тебе поруки? Через месяц, много через два услышишь о Дмитрии. Чем тебе здесь от Борисовых воевод отстреливаться, иди ко Брянску лесными путями, становись под царский стяг! Великий государь пожалует тебя; у него с тобой один супостат — вор Годунов!
Хлопко. А, черт возьми, пожалуй, и правда!
Шум за сценой. Является Митька, таща за шиворот одной рукой Мисаила Повадина, другой — Григория Отрепьева.
Разбойники. Вот он и Митька! Ай да Митька! Ай да тюлень! Тащи, тащи! Не давай им упираться! Тащи их сюда, посмотрим, что они за люди!
Митька (подтащив обоих к Хлопку). Пущать, что ли?
Хлопко. Погоди пущать: допросим их сперва. Кто вы такие? Ты кто?
Мисаил. Смиренный инок Мисаил!
Хлопко. А ты?
Григорий. Смиренный инок Григорий!
Хлопко. Зачем пришли?
Мисаил. Не сами пришли, пресветлый и многославный воевода! Влекомы есмы силою хищника сего!
Хлопко. Да в лес-то мой как вы попали?
Григорий. От немощи человеческий плотскими боримые похоти, из монастыря пречестного Чуда, что на Москве-реце, бежахом!
Мисаил. А простыми словами: из-под начала ушли; яви нам милость, повелитель, дай у себя пристанище!
Хлопко. Биться дубинами умеете?